Восстание в Барселоне 1906 года. "Трагическая неделя".

В Барселоне не готовятся к революциям по той
простой причине, что рево­люция здесь всегда готова.
 

Во вторник, 15 июля, радикальный политик Эмилиано Иглезиас стоял перед Каса дель Пуэб­ло и в присутствии многотысячной толпы заяв­лял, что честные рабочие не должны «защищать интересы Комильяса, Гуэля и Мауры, которые пресмыкаются перед папой римским».

В воскресенье, 18 июля, последние рекруты промаршировали по Рамбласу к своим судам. «Барселона теперь больше похожа на Порт-Артур», — писали газеты. Когда солдаты вошли в порт, послышались крики: «Посылайте на вой­ну священников!.. Долой Комильяса!» В знак протеста солдаты бросали свои медали в воду.

В понедельник в крытой галерее под плотно задвинутыми ставнями танцевального зала Palau Moja собралась толпа, скандировавшая: «Да здрав­ствует Испания!.. Смерть Комильясу!»

Наведение порядка поручили 36-летнему гу­бернатору Анхелю Оссорио-и-Галлардо. Потен­циально это был наилучший выбор. Работая в Обществе социальных реформ, он продемон­стрировал обнадеживающую открытость к требо­ваниям социалистов и рабочих.

20 июля были призваны на службу еще сорок тысяч рекрутов, и одновременно пришли вести о первых неудачах в Марокко. Измученные мор­ской болезнью войска отправляли прямо в бой, даже не покормив. В соседней Таррасе забасто­вочный комитет подготовил резолюцию с про­тестом против «некоторых аристократок, кото­рые оскорбляют несчастных резервистов, разда­вая им медали и наплечники, вместо того чтобы обеспечить средства существования их родным, лишившимся главы семьи». Правительство «по­сылает на войну трудоспособных горожан, в ос­новной массе безразличных к победе креста над полумесяцем, в то время как можно сформиро­вать полки из священников и монахов, которые не только напрямую заинтересованы в триумфе католической веры, но не имеют ни дома, ни семьи, а также не приносят никакой реальной пользы нации».
Ночью из Марокко пришли известия, что пути снабжения испанских войск в Рифе перерезаны.

В субботу пресса получила последнюю воз­можность опубликовать передовицы, посвящен­ные надвигающемуся кризису. Было напечатано пророческое предупреждение: «Клапаны закры­ты, и пар накапливается. Никто не знает, когда котел может взорваться».

В воскресенье, 25 июля, отмечалась годовщина восстания 1835 года. Вокруг арены для боя быков, где начался тот мятеж, появилось огром­ное количество полицейских. Но ничего не про­изошло. Вечером булыжные мостовые вокруг Пласа Каталунья были посыпаны песком, чтобы приглушить стук лошадиных копыт в том случае, если потребуется вмешательство кавалерии. Но опять ничего не случилось, и к обеду толпа разо­шлась.

«Трагическая неделя», которую левые вспо­минают как Победную неделю, Красную неделю или Semana Viril, началась на следующий день ровно в четыре часа утра.

Эта душная ночь была тяжелой для тысяч обитателей крохотных тесных лачуг. На улицах дышалось легче. Там по-прежнему было много людей, которые пили горячий шоколад, бренди или абсент. Но в промышленных районах рабо­чие готовились к следующему дню.

Вне заводских стен лидеры забастовок уже приступили к организации предстоящих дейст­вий. Работодатели, испуганные ответными мера­ми рабочих, поспешили закрыть несколько еще функционировавших фабрик. К 9 часам утра за­бастовка стала практически всеобщей.

Тем не менее забастовочные действия быстро переросли в акции гражданского неповиновения. На улице Паралель известная проститутка сколо­тила банду и совершала набеги на владельцев кафе, заставляя их присоединиться к забастовке.

В других частях города борьбу возглавляли коло­ритная хозяйка борделя «La Bilbania» и ее сообщ­ник, метко прозванный «La Castiza» — «Наказа­ние». В следующие два дня еще несколько жен­щин пронеслись по своим кварталам, подобно полубезумным валькириям: «La Lagra» спиливали телеграфные столбы и возводили из них баррика­ды, в Клоте торговка рыбой и одна из руководи­телей радикальной группировки собрала вокруг себя подростков. Последовавший кромешный ад напоминал картины Иеронима Босха.

Только одна группа рабочих отказалась при­соединиться к забастовке. Именно на водителей трамваев, которых их хозяин Форонда силой за­ставил не покидать рабочих мест, возложили вину за то, что забастовка окончилась неудачей. Трамваи Форонды пользовались дурной славой в смысле безопасности, и целая серия несчастных случаев с их участием была в основном обуслов­лена плохим состоянием тормозов и отказом водителей замедлять ход перед толпой. В попытке достичь полного повиновения Форонда прибег к вооруженной охране.

Попытки властей установить подобие поряд­ка потерпели неудачу из-за личного противо­стояния министра внутренних дел и губернатора, которое закончилось отставкой Оссорио. Отка­завшись вводить военное положение, Оссорио упаковал чемоданы и отправился на свою дачу в Тибидабо. На помощь был призван генерал Сантьяго, которого только что назначили комен­дантом.

Недостаток организованности властей нашел отражение в такой же несогласованности дейст­вий забастовщиков. Действующим главой республиканской партии был Эмилиано Иглезиас, известный своей нерешительностью.

По мере того как забастовка выливалась в антиклерикальный вандализм, становилось ясно, что ее лидеры утратили контроль над событиями. Как отмечал Оссорио в своих мемуарах «Declara­tion de un Testigo»: «В Барселоне не готовятся к революциям по той простой причине, что рево­люция здесь всегда готова».

В ночь на вторник разбушевавшаяся толпа сожгла здание Рабочего кружка святого Иосифа, который находился под покровительством маристов.

Кружок святого Иосифа являл собой хресто­матийный пример церковного института, про­клинаемого бедняками, которым он был призван служить: маристы были тесно связаны с Коми-льясом, они занимались благотворительностью и предлагали бесплатное религиозное образова­ние, соперничая с местной школой Феррер, а также активно занимались католическими рабо­чими кружками — в противовес мирским объ­единениям.