Первые опыты

Поднявшись на ноги и расправив плечи, спорщик-студент превратился в спорщика-архитектора. Иметь с ним дело было очень непросто. Гауди попросту не шел на компромиссы. И в своих спорах об архитектуре часто переходил наличности. Аразругавшись с оппонентом, разрывал с ним любые отношения.

Еще совсем молодой специалист, он не признавал начальственного приказа. Ответ на любые претензии был один — пусть строит кто угодно, только не я. И — хотите, чтобы у вас работал Гауди, — доверяйте моей интуиции.

Он обладал ярким талантом убеждения. И при этом часто не мог дать внятных объяснений своим идеям.

Денег из Реуса приходило мало. Семью Гауди нельзя было отнести к преуспевающим. К тому же в семье подрастала младшая сестра Антонио Розита. Девочка была такой же болезненной, что и старший брат. (Забегая вперед, заметим, что Розитаумерламолодой девушкой, что стало для Антонио настоящей трагедией).

Работа чертежником приносила очень незначительный доход. Антонио еле сводил концы с концами. Стараясь не показывать своей бедности, он избегал вечеринок и шумных студенческих сборищ. У него не было ни близких друзей, ни девушки. Зато был талант...

И в 1870 году его талант был замечен.

В 1881 году в Барселоне прошла выставка прикладного искусства, на которой молодые скульпторы и начинающие художники представили публике свои работы. Следует заметить, что разного рода художественные выставки в конце двенадцатого века были делом вполне обычным (сегодня они проходят едва ли не ежедневно). Постепенно Барселона становилась одним из центров европейского искусства.

Гауди, который с большим трепетом относился к успехам коллег, был удручен отсутствием интереса барселонцев к этой выставке. Он полагал, что у дверей галереи, где проходила выставка, должны волноваться толпы зрителей.

 Некоторые из своих первых произведений Гауди, уже получивший статус профессиональ­ного архитектора, делал для самого себя. Несложные эскизы визитной карточки и рабочего стола исполнены глубокого символизма. Подобно сре­дневековому ремесленнику, Гауди собственно­ручно изготавливал инструменты для своего ремес­ла. Стилистически его рисунки соответствовали духу времени. Эффектный цветочный орнамент, дополнявший четкую надпись на его желтой ви­зитной карточке, был выполнен в стиле артнуво. Рабочий стол вызывал ассоциации с произведе­ниями Уильяма Морриса.

1876 год принес с собой трагедию — смерть брата Гауди Франсиско. Ему было только двад­цать пять, и он еще не успел начать свою много­обещающую карьеру врача. Двумя месяцами поз­же, 6 сентября, за Франсиско последовала его безутешная мать. К этим потерям можно было привыкнуть лишь со временем, и Гауди делал это по-своему. Позже он будет вспоминать об этом периоде как о всепоглощающей депрессии. Ост­ро переживавший смерть близких людей, Гауди с головой погрузился в работу.

Конечно, Гауди везло — и с богатыми заказчиками, и с наставниками. И те, и другие оказали на выдающегося архитектора самое непосредственное влияние: первые — предоставив возможность строить то, что задумал Гауди, вторые — помогая выкристаллизоваться его уникальному стилю.

В 1882 году Гауди познакомился в архитектором Жоаном Марторелем. Произошло это в гостиной Гуэля. Богатый владелец текстильных фабрик представил Гауди, как самого перспективного молодого архитектора Барселоны.

Монументальные фонарные столбы, которые и сейчас украшают Пласа Рейаль, явились нача­лом серьезного этапа работы Гауди — это был его первый официальный заказ. Однако выбор на него пал не сразу: работу ему предложили только вследствие, как полагает Бассегода, активного вмешательства Мартореля. Через четыре месяца Гауди представил рисунки в масштабе 1:10.

Еще будучи студентом, Гауди за шахматными столиками в Ateneu познакомился с Салвадором Пагесом — директор одного из первых коопера­тивов Испании, «Матаронесе», находящегося всего лишь в пятнадцати километрах к северу от Барселоны, с его новаторским подходом к делу представлял собой серьезную угрозу для текс­тильных олигархов Барселоны. В оптимистич­ный период 70-х годов девятнадцатого века инду­стриальная утопия все еще казалась достижимой. Планируя расширение кооператива, Пагес по­просил Гауди и его друга Эмилио Кабасеса сде­лать проект общежития для рабочих, цеха отбе­ливания и логотипа компании.

Вхождение Гауди в культурную жизнь Барсе­лоны облегчил тот факт, что он присоединился к одному из многочисленных обществ, которые появились на сцене в период всеобщего оптимизма, пришедшего на смену гражданской войне.

29 апреля 1879 года Гауди вступил в каталон­скую ассоциацию, которая ставила своей целью пропаганду спорта, альпинизма, рисования, то­пографии, естественных наук, интереса к ката­онской глубинке и архитектурному наследию. Ассоциация, которой было всего три года, быстро превратилась в серьезную общественную организацию.

Была ли в его жизни любовь? Да, была. Молодой, но весьма импозантный архитектор, выглядевший настоящим счастливчиком (хотя был, по сути, беден), привлекал внимание женщин — но лишь до той поры, пока они не узнавали о профессии Гауди. «Архитектор» сегодня звучит значительно и даже пышно. А тогда, в Испании девятнадцатого столетия, это слово было синонимом слов «строитель» и «ремесленник». Финансовой состоятельности эта профессия не предполагала. И интерес потенциальных невест быстро угасал.

Заказ кооператива Матаро пришелся на кри­тический момент его архитектурной карьеры.

В 1878 году владелец кирпичного производства, богатый житель Барселоны Мануэль Висенс искал архитектора, который бы спроектировал для него летний дом. Выбор пал на Антонио Гауди, но к тому моменту Гауди лишь готовился сдавать экзамены. И проект повис в воздухе.

Висенс перебрал несколько кандидатур, но в конечном итоге вернулся к Гауди. Строительство на улице Святого Херваси (сегодня это Калье лес Каролинес) началось лишь пять лет спустя — в 1883-м.