Мифы о характере и творчестве Антонио Гауди

Рисунок испанского художника Описсо. 1900 г.

 Большинству апологетов и критиков Гауди было удобно рассматривать его как одинокого гения: непонятого, немного сумасшедшего, экс­центричного, — как последнего романтика.

Однако подобное упрощение искажало кар­тину. В каталонском фольклоре фигура Гауди была низведена до легко узнаваемого типажа — аскетичного отшельника от архитектуры. Как будто архитектура была его монашеским орденом. Наи­более распространенный миф гласит, что на про­тяжении двадцати лет Гауди жил и работал в под­вальном помещении собора Саграда Фамилиа. На самом деле он лишь ночевал там в последние шесть месяцев своей жизни.

За пределами Каталонии этот миф сослужил Гауди хорошую службу, но дома память его либо превозносится, либо оскверняется. Компромис­сов здесь быть не может. Его считают лжепроро­ком, но в то же время чрезвычайно ярая группа его поклонников энергично добивается от Вати­кана его канонизации. Подобно святому Иоси­фу, Гауди провозглашается символом труженика, настоящего рескинианца в своей вере в творчес­кие способности человека труда.

По свидетельствам близких и современников, характер Гауди представлял собой клубок проти­воречий: гордый и мелочный, щеголь и бродяга, мудрый, но чувствительный, остроумный и скуч­ный. Все эти наблюдения принадлежат людям, которые хорошо знали или думали, что они хоро­шо знают Гауди; и все они противоречили друг другу. Но возможно, лишь его архитектурные триумфы и религиозность вызывали взволнован­ные отклики.

Ортега-и-Гассет полагал, что хорошо понима­ет это явление. «Гордость — это антиобщественная сила... она не должна присутствовать у великих людей, потому что неизбежно ведет к разрушению чело­веческой личности, и именно это произошло с испанским народом».

Гауди принадлежал к необыкновенно одаренному поколению писателей, поэтов, художников и архитекторов, каждый из которых являл собой исключение из выведенного Ортегой правила. Гауди не был одиночкой. На самом деле он был час­тью влиятельной группы архитекторов, мецена­тов, политиков и высших церковных чинов, при­надлежащих к наиболее передовым умам своего времени.

Необычным можно признать то, что для большей части неиспанской публики прак­тически невозможно понять, насколько политизи­рованными стали работы Гауди.

Ваше отношение к независимости Каталонии отражается в том, как вы относитесь к Гауди. Восприятие Гауди внутри Испании стало стран­ным, но довольно эффективным социально-полити­ческим барометром.

Известный знаток творчества Гауди профес­сор Бассегода смотрит на Гауди шире — как на члена международного архитектурного сооб­щества с сильно выраженными национальными особенностями. Однако он предостерегает от за­хватывающих дискуссий о Гауди как о франкма­соне, о человеке, чрезмерно увлеченном оккуль­тизмом, как об ультраправом католике и фашис­те, а также как о мизантропе. Одна из работ, явившихся результатом исследовательского про­екта Делфтского университета, посвященного творчеству Гауди, начинается такими смелыми словами: «Был ли Гауди фантастом? Был ли он религиозным фанатиком? Был ли Гауди рацио­налистом? Или педофилом?» Бассегода однажды ска­зал: «Я намерен опубликовать биографию Гауди. «Гауди — тореадор». Ведь крупицы правды мож­но найти и в этих многочисленных дешевых брошюрках».

Внешность Гауди описать легко: от щегольст­ва юности до неопрятной небрежности послед­них лет жизни. Труднее воспроизвести его речь. Он мало писал, а то, что осталось от его коррес­понденции, было уничтожено. Несмотря на самопровозглашенный обет молчания Гауди, многие друзья и помощники вспоминают о нем как о любителе поговорить. Тем не менее его наиболее известные высказывания лишены разговорной интонации, а больше похожи на отредактирован­ные, продуманные и едкие афоризмы, предна­значенные для последующих поколений.

Чтобы увидеть настоящего Антонио Гауди, нужно позволить основным чертам его личности проступить сквозь наслоения мифа. Для каталон­цев проследить источник гения Гауди совсем не­трудно — это непоколебимая верность своим корням. Способность Гауди придерживаться этой основы питала его творчество на протяжении всей жизни.